К основному контенту

С. Шкарина-Захарова. Дикая яблоня. Рассказ - быль

 


  Соня Шкарина работала перед войной продавщицей в Московском ЦУМе. И прочное ощущение радости сопутствовало ей. Да и как было не радоваться, если удача шла за ней по пятам? Первая ударница в своем универмаге, отличница в вечерней школе, рекордсменка на спортплощадке. Незадолго до войны на лацкане ее жакета появились сразу четыре значка: "Ворошиловский стрелок", "ГТО", "ГСО", "ПВХО". А весной 41-го она начала учиться на курсах РОККа.   В первые же месяцы войны Софья Шкарина стала бойцом 1382-го противозенитного артполка.   Месяцами девушка не уходила с передовой. Под обстрелом выносила с поля боя раненых. Тяжелых отправляла в тыл, а легкораненых лечила в своем "госпитале", прямо тут, при батарее.   Стройная, белозубая, густокудрая, никогда не унывающая. Ее, казалось, и "пуля боится" и "штык не берет". Но под Варшавой Соня все-таки подорвалась на мине. Машина, на которой везли ее, искалеченную, в госпиталь, попала под обстрел, и девушку снова ранило.  На этот раз в руку и голову. В тяжелом состоянии ее доставили в госпиталь, где врачи еле выходили ее.    Сегодня Шкарина живет в Москве. Как инвалид войны она получили однокомнатную квартиру. Дорогу сюда скоро узнали многие. Шли к Софье Шкариной и взрослые и дети. Все, кому нужны были добрый совет, ласковое слово, просто моральная поддержка.
   Одни из ее давних друзей  состарились, другие выросли. Но и те, и другие, и их дети, и дети их детей не забывают дорогу к дому Софьи Степановны.   Эта живая связь с людьми помогла самой Софье Шкариной выстоять. И даже начать писать.   Ее рассказы все больше о том, что пришлось пережить и перечувствовать на дорогах войны... 

С. Петренко,член Союза писателей СССР, ветеран войны.

   Стоит эта дикая яблоня на перекрестке двух дорог, под синим рязанским небом, неподалеку  от моей родной деревни Сазоновские Выселки.
   Сколько помню себя, столько помню и яблоню. Да и как мне ее не помнить, если стала она безмолвным другом моего детства. Подружек водилось у меня немного, по натуре я была робка, болезненна, да еще картавила и оттого всех стеснялась, кроме бабушки Авдотьи, которая жила напротив нас и с ранней весны до поздней осени ходила со мной в лес. В мае мы собирали разные лечебные травы. Позже - ягоды и грибы.
   Из леса выходили усталые, садились под  яблоней, и бабушка начинала что-нибудь рассказывать. На всю жизнь запомнился мне рассказ о девочке из соседнего села, которая, разыскивая в лесу теленка, заблудилась и через много часов неожиданно вышла на наше поле. Но тут появились волки. Куда было деваться девочке глубокой ночью? Вот и влезла она на яблоню. Волки прыгали, прыгали около дерева, но девочку так и не достали. Спасла ее яблоня...
   Однажды в наших краях разразилась буря, наделавшая много бед: повалила заборы, сорвала крыши с домов, вырвала с корнем деревья. Не миновала она и яблони: сбила листья и яблоки, поломала ветки, даже верхушку надломила. И стала яблонька вдруг маленькой, жалкой, беспомощной.
   - Бабушка, она поправится, не погибнет? - в тревоге спрашивала я.
   - Зачем ей погибать? Еще не так обламывали ее ураганы. Чего на веку-то нашем не бывает.
   С того памятного урагана прошло много лет. Бабушка Авдотья умерла незадолго до войны, а я стала взрослой.
   И вот июнь сорок первого. Страшный ураган налетел на страну. Я ушла на фронт, воевала. А осенью сорок пятого года судьба снова вернула меня, раненную, в родные края.
   Дни стояли ясные, тихие. Воздух был напоен запахом прелых листьев и скошенной травы.  Я шла от станции Старожилово в сторону Сазоновских Выселок полем.
   На мне была серая, пробитая осколками шинель. На ногах кирзовые, изрядно поношенные сапоги, голова обмотана бинтами. Шли я медленно, часто отдыхая. В памяти всплывали дорогие мне лица людей, с которыми довелось пройти от Белгорода до Варшавы.
   Но особенно ярко и отчетливо вспомнился мне Васо Лолашвили, наш полковой врач. Это ему, 24-лет нему, юному, жизнерадостному, я обязана жизнью.
   Сколько раз он просил меня зря не рисковать, не лезть в пекло. Но мне тогда даже в голову не приходило, что меня могут убить или хотя бы ранить.
   И на Украинском и на Белорусском фронтах не раз сбивало меня взрывной волной, отбрасывало, засыпало землей... И хоть бы что! Наспех утрешься и под свист осколков снова бежишь к раненым.
   И вдруг а Польше, на подступах к Варшаве, то ли от усталости, то ли оттого,  что близился конец войне, а товарищи вокруг продолжали падать, мной овладело какое-то необъяснимое тревожное чувство, похожее на страх. Нет-нет, да и приходило в голову: "Такое может случится и со мной". Мысль эта, появившись однажды, и во сне и наяву стала преследовать меня.
   Ребята вскоре заметили, что со мной не все в порядке, и доложили об этом командиру полка и его заместителю по политчасти. Вечером того же дня вызвали меня в штаб.
   Разглядывая мои сбитые сапоги, выгоревшую гимнастерку, командир полка приказал: "За ночь приведешь себя в порядок, а утром мы отправим тебя на поправку".
   Я хорошо помню то утро. Небо было высокое, чистое. Светило солнце. А мне было грустно. Я сидела в кабине рядом с шофером, смотрела на дорогу и горько думала: "Все готовятся к наступлению - большому и победному, - а я буду торчать невесть где". Но не успели мы отъехать от наших батарей, как раздался взрыв. За ним еще три.
   - В укрытие!.. Обстрел! - раздалась команда.
   Бойцы спрыгнули с машин и бросились к лесу. Выскочила из кабины и я. притаилась за одним из кустов.
   - Девушка, ты медик?! - Я обернулась. Позади меня стоял капитан минометного подразделения.
   - Видишь обгорелое дерево? - Он протянул вперед руку. - Там женщина-полька, у нее ребенок ранен. Окажи помощь.
   Не теряя времени я бросилась к черному дереву. У мальчика лет пяти оказались пулевые ранения. Он лежал с закрытыми глазами, стонал. А мать с недоверием смотрела на мои руки
   Я закончила перевязку, сделала укол, и мальчик сразу открыл глаза, в которых светилась жизнь. Женщина припала к моим ногам и зарыдала. Успокоив ее, я бросилась догонять своих. Но когда подбежала к дороге, не только машины, но и следов ее не обнаружила... Бегала растерянная, испуганная, оглядывала болотные кочки  и камыши, в шорохе которых мне чудился зловещий, угрожающий шепот.
   "Это нервы разгулялись, - пыталась я успокоить себя, - доберусь до леса, а там обстановка подскажет, что делать дальше".
   Перескакивая с одной кочки на другую, я совсем рядом услышала немецкую речь. От ужаса растерялась, взглянула на темневший невдалеке лес и бросилась к нему напрямик по хлюпающей под ногами топи. Не помню уж, как очутилась среди высоких деревьев. Прижалась к одному из стволов, чтоб отдышаться, огляделась и увидела только хмурый, неприветливый лес. Даже птичьих голосов не было слышно. И вдруг пронзительный крик. Голос показался знакомым. И я рванулась на зов.
   Он шел от обгорелого, тоже черного дерева, похожего на то, под которым сидела раненая женщина с ребенком, только еще темней, словно оно вобрало в себя всю копоть и гарь войны.
   Ноги почему-то подкашивались. Я бежала, падала и снова вставала, не отрывая глаз от черного дерева. А когда, наконец, добралась до него, какая-то непроглядная тьма окутала все вокруг! Не было возможности ни вздохнуть, ни выдохнуть. Я поднесла руку к лицу и почувствовала, что из носа и изо рта течет теплая, густая кровь. Вскрикнув, я потеряла сознание.
   Позже мне рассказали: участок леса, в который я попала, был минирован. Случилось так, что мой крик услышали однополчане... Доктор Васо Лолошвили первый бросился на помощь и вытащил меня. Так я осталась жива.
   И вот теперь бреду по тропе, что пролегла вдоль поля, под голубым родным рязанским небом. Война окончилась... Доведется ли мне теперь встретиться с кем-нибудь из боевых друзей или хотя бы получить от них весточку? Чем ближе подходила к родным местам, тем тревожнее билось сердце. А когда увидела на пересечении дорог знакомую дикую яблоню, не удержалась и вслух с ней поздоровалась.
   Стоял октябрь, но яблонька не сбросила ни одного листка, и они трепетали на солнце, переливаясь разными цветами, словно радуясь моему возвращению.
   Дрожащими руками разгладила я пурпурный лист, до которого смогла дотянуться, и смотрела, не отрываясь смотрела на выжившее дерево. Набежавший ветерок расшевелил ветви, и я увидела на стволе яблони затянувшиеся рубцы. И рука невольно потянулась к вдруг занывшим собственным ранам. Не выдержав, я припала к родной земле. А надо мной шелестела листва, и в этом шелесте я слышала голоса моего детства.
   Наступило время думать: как жить дальше? С чего начать? Что предпринять, чтобы не так больно ощущать свою неполноценность?
   И тут мне помогли люди. Первой пришла соседка... Ей было все равно, как я выгляжу, она даже не взглянула на мои бинты. Просто обрадовалась моему возвращению...
   К вечеру, прямо из школы, забежали соседские мальчишки. Очень они любили с фронтовиками беседовать.
   Прошло много лет с той поры. Время залечило раны, помогло смириться с выпавшей мне судьбой. Когда ко мне кто-нибудь стучится со своим горем или радостью, я торопливо иду открывать дверь и почему-то всякий раз вспоминаю дикую яблоню, яблоню моего детства.    

(Журнал "Работница" 1978)



Комментарии

Популярные сообщения из этого блога

А. П. Карпинский - выдающийся геолог, исследователь Урала

Выдающийся русский геолог, основатель русской геологической школы, академик А. П. Карпинский, уроженец  Турьинских рудников, с 1869 г., занимаясь изучением природных богатств Урала, производил многочисленные разведки на Восточном склоне Уральских гор, в 1884 г.  составил их геологическую карту. В 1886 г. Карпинский совместно с Ф. Н. Чернышевым создал  "Орографический очерк 139-го листа общей геологической карты России", охватывающей Средний и часть Южного Урала. Карпинский много занимался вопросом о происхождении уральских месторождений платины, составил первую тектоническую карту Урала. В начале 900-х годов среди исследователей Урала первое место по-прежнему занимали геологи. Корифей уральских геологов академик А. П. Карпинский продолжал изучение, обобщение и публикацию материалов своих экспедиций 80-90-х годовКарпинский XIX в.   Летом 1909 г. Академия наук и Русское географическое общество  снарядили экспедицию на Северный Урал для всестороннего естественноист

Писатель Д. Н. Мамин-Сибиряк - "певец Урала" (1852 - 1912)

   В поселке Висимо-Шайтанского завода, входившего в Нижнетагильский заводской округ, родился писатель-реалист Д. Н. Мамин (1852 - 1912), писавший под псевдонимом Д. Сибиряк.     Мамин-Сибиряк любил Урал, хорошо знал его. В его наследии очерки и рассказы, посвященные платиновым приискам Висима, золотым приискам Невьянска, Березовска, заводским делам Тагила, Кушвы, камнерезному искусству мраморских горщиков, чусовским сплавщикам. Ему принадлежат также статьи об историческом прошлом Урала, в которых наряду с научными данными писатель использует историческую память народа.    В его "Уральских рассказах" и романах "Приваловские миллионы", "Горное гнездо", "Три конца", "Золото", "Хлеб" читатели открывали для себя Урал со своеобразием жизненных типажей, порождаемых особенностями быта горных заводов, золотых приисков, хлебного Приуралья. Главной темой социальных романов Мамина-Сибиряка было развитие капиталистических отнош

Константин Ваншенкин. МАЛЬЧИШКА

Инне Он был грозою нашего района, Мальчишка из соседнего двора, И на него с опаской, но влюблено Окрестная смотрела детвора. Александр Айвазов - Лилии Она к нему пристрастие имела, Поскольку он командовал везде, А плоский камень так бросал умело, Что тот, как мячик, прыгал по воде. В дождливую и ясную погоду Он шел к пруду, бесстрашный, как всегда, И посторонним не было прохода, Едва он появлялся у пруда. В сопровожденье преданных матросов, Коварный, как пиратский адмирал, Мальчишек бил, девчат таскал за косы И чистые тетрадки отбирал. В густом саду устраивал засады, Играя там с ребятами в войну. И как-то раз увидел он из сада Девчонку незнакомую одну. Забор вкруг сада был довольно ветхий - Любой мальчишка в дырки проходил,- Но он, как кошка, прыгнул прямо с ветки И девочке дорогу преградил. Она пред ним в нарядном платье белом Стояла на весеннем ветерке С коричневым клеенчатым портфелем И маленькой чернильницей в руке. Сейчас мелькнут разбросанные книжки - Не зря ж его боятся, ка

Развитие экслибрисного жанра.

   Экслибрис занял в советской графике заметное место. Как самостоятельное произведение графического искусства он все чаще появляется на больших художественных выставках... Советская общественность знакомилась с достижениями как советских, так и зарубежных мастеров книжного знака...    Работы советских графиков - экслибрисистов  стали все чаще появляться на зарубежных выставках  в Польше, Венгрии, Чехословакии, ГДР и других странах. Экслибрис оказался средством интернационального культурного общения художников, искусствоведов и зрителей, стал одним из элементов творческих связей советских и зарубежных графиков. Роль экслибриса в развитии этих связей станет особенно ясной, если принять во внимание, что в книжных знаках Е.Голяковского, А.Калашникова, Н.Калиты, К.Козловского и других можно отметить оригинальное творческое осмысление образов и символики зарубежной, чаще всего польской, чешской, словацкой или болгарской истории и действительности. Иные из них являются даже репликами на твор

Русские пословицы и поговорки о временах года

Худ. Ю. Ю. Клевер. Закат солнца зимой. Я нварь - году начало, зиме середка. Холоден и студен первенец года. Январь - коренной месяц - царь морозов, корень зимы, ее государь. Январь - вершина зимы и ее макушка. Январь - весне дедушка. Январь гонит стужу за семь верст. Январь все праздники увел. Январь на пороге - прибыло дня на куриный шаг. Ф евраль вьюговей - месяц лютый, спрашивает: как обуты? Февраль - дедушка апреля. Вьюги да метели под февраль налетели. Прольет мороз маслица на дороги - пора зиме убирать ноги. Кончается февраль-недотрога - семена ближе к порогу, скоро сев. Худ. И. И. Ендогуров. Начало весны. М арт морозом на нос садится. В марте с крыш капает, а за нос мороз еще крепко цапает. В марте сверху печет, снизу студит. С марта весна открывается. Март-марток велит надевать двое порток. Март грачей пригнал. В марте мороз скрипуч, да не жгуч. Март - месяц воробьиных дуэлей, синичкиных песен. Худ. П. А. Брюллов. Весна. А прель зиму в мо

Иосиф Дик. Рассказ для детей "Красные яблоки". 1970

...что такое - хорошо, и что такое - плохо?.. (Владимир Маяковский) Валерка и Севка сидели на подоконнике и закатывались от смеха. Под ними, на противоположной стороне улицы, происходило прямо цирковое представление. По тротуару шагали люди, и вдруг, дойдя до белого, будто лакированного асфальта, они становились похожими на годовалых детей - начинали балансировать руками и мелко-мелко семенить ногами. И вдруг...  хлоп один!  Хлоп другой!  Хлоп третий! Это было очень смешно смотреть, как прохожие падали на лед, а потом на четвереньках выбирались на более надежное место. А вокруг них валялись и батоны хлеба, и бутылки с молоком, и консервные банки, выпавшие из авосек. К упавшим прохожим тут же подбегали незнакомые граждане. Они помогали им встать на ноги и отряхнуться. И это тоже было очень смешно, потому что один дяденька помог какой-то тете встать, а потом сам поскользнулся и снова сбил ее с ног. - А давай так, - вдруг предложил Валерка, - будем загадывать: если кто упадет